Мой коллега, Леонид Леонидович Фёдоров, участник ВОВ, в своих мемуарах «Записки пулемётчика», посвятил теме матерей и бабушек выживших и спасших детей в огне войны.

С самолётами, как инструментом войны, я «познакомился», когда мне было 6,5 лет, в лето 1942 года в Сталинграде.

«Внимание, внимание – воздушная тревога, воздушная тревога…» неслось из репродукторов и, под истошный вой сирен и гудков, мать со мной бежала в бомбоубежище, сооружённое во дворе дома. Можно было видеть на горизонте армаду самолётов, как приближающуюся чёрную тучу, и слышать их надтруженный, тяжёлый гул моторов.

Наступившая тишина в бомбоубежище нарушалась периодическим, скрежущим звуком моторов пикирующих самолётов, свистом приближающихся к земле бомб и содроганием потолка, пола, стен бомбоубежища от их взрывов. Но, как ребёнок, я страха не испытывал, поскольку не мог осознать смысл и последствий этих событий.

После отбоя, выходя из бомбоубежища, ощущался резкий запах дыма, высокотемпературной металлической гари и специфический привкус сгоревшего пороха, и видны были пожары ближайших и дальних строений. Наше детское внимание привлекали, разбросанные по земле, блестящие, изрезанной формы, от еле заметных размеров до больших кусков ещё тёплого металла, которые трудно было поднять - осколки бомб - они были игрушками и предметом нашего коллекционирования.

Остался в памяти воздушный бой, над Волгой, одинокого нашего истребителя с несколькими самолётами противника, который был сбит и, опускающийся на парашюте лётчик на волжские острова.

Видел, как тонули корабли на Волге, которые подвергались массированной бомбардировке.

Мать после увиденного отказалась переправляться через Волгу и остались в городе.

Видел сгоревший наш дом и всё имущество, недалеко от центра.

В соседнем дворе стоял плачь, смотрели на глубокую воронку, которая появилась после прямого попадания в домашнее бомбоубежище, где погибли две семьи наших родственников. А моя двоюродная сестра осталась жива, так как не успела вернуться в бомбоубежище и осталась с нами.

В августе 1942 года, вовремя успели уйти на окраину города, где жили в пещерах глубоких оврагов.

Днём в оврагах патрулировали немцы, а ночью переформировывались наши солдаты. Жили под обстрелом наших «катюш», так как в домах над оврагом были немцы.

В начале ноября в овраге жить было уже невозможно - дожди, снег, слякоть, холод, голод, поэтому оставшиеся жители уходили из города в сторону ст. Карповки и ст. Калач, где уже спасались, разбегаясь по степи, от погрузок в немецкие лагерные железнодорожные составы, поезда.

В конце декабря 1942, уже в станице Нижне - Чирской, я видел, как наши самолёты, с красными звёздами, на очень малой высоте, проносились над скоплением немецкой техники, сбрасывая бомбы и стреляя из пулемётов.

Это было время, когда в этих краях замыкалось Сталинградское кольцо, а в первых числах января в с. Морозовская появились наши солдаты и на этом закончился плен.

А в апреле 1943 года, возвращаясь в освобождённый Сталинград, из кузова машины – «полуторки», при подъезде к городу, в районе Воропонова, открывалась панорама груды искорёженного металла: самолётов разных типов - мессершмитов, юнкерсов, танков, пушек, многоствольных миномётов и т.д.

Жизнь начиналась, но начиналась тяжело…

А.Е. Никольский, май 2020